Для освещения подготовки к 200-летию победы России в Отечественной войне 1812 года

 Все ожидали столь желаемого боя на 18 августа. Надежды эти окрепли еще более, когда Кутузов, осмотрев совместно с Барклаем позицию при Царево-Займище, нашел ее весьма выгодной и выразил намерение принять на ней сражение; он приказал даже ускорить производство укреплений. Но вдруг совершенно неожиданно 19 августа последовал приказ об отступлении на Гжатск. Надо думать, что позиция у Царево-Займища при первом же ее обзоре не удовлетворила Кутузова, но, имея обыкновение не обнаруживать заранее свои мысли, он, подтвердив на словах принятое до него решение, тогда же про себя уже решил отступление.

Отступательное движете армии Кутузов продолжал и далее за Гжатск, указывая к этому причины в первом же донесении Государю от 19 августа о вступлении своем в командование армиями. В донесении этом значилось: «По прибытии моем в город Гжатск, нашел я войска отступающими от Вязьмы и многие полки от частых сражений весьма в числе людей истощившимися, ибо токмо вчерашний день один прошел без военных действий. Я принял намерение пополнить недостающее число сие приведенными вчера генералом от инфантерии Милорадовичем и впредь прибыть имеющими войсками, пехоты 14,587, конницы 1,002, таким образом, чтобы они были распределены по полкам. Для еще удобнейшего укомплектования велел я из Гжатска отступить на один марш, и, смотря по обстоятельствам, и еще на другой, дабы присоединить к армии, на вышеупомянутом основании, отправляемых из Москвы в довольном количестве ратников; к тому же местоположение при Гжатске нашел я по обозрении моему для сражения весьма невыгодным. Усилясь таким образом, как чрез укомплектование потерпевших войск, так и чрез приобщение к армии некоторых полков, формированных князем Лобановым-Ростовским, и части московской милиции, в состоянии буду, для спасения Москвы, отдаться на произвол сражения, которое однако же предпринято будет со всеми осторожностями, которых важность обстоятельств требовать может».

Численность наших армий, по прибытии к ним Кутузова, определялась согласно строевого рапорта в 95 тысяч человек, а вместе с подкреплением, прибывшим вскоре под начальством Милорадовича,— в 111 тысяч человек. Между прочим, в своем донесении Кутузов отмечает значительное число солдат, самовольно отлучившихся из армии. Если даже явление это, как некоторые полагали, отмечено отчасти в преувеличенных размерах, тем не менее, появившееся в нашей армии мародерство представляется несомненным фактом. Это печальное явление, замеченное еще в начале кампании, увеличилось на походе из Смоленска к Москве. Причинами его нужно считать как деморализующее зна­чение постоянных отступлений, сопряженных с уступкой неприятелю все больших пространств родной земли, так и недостаточную обеспеченность в продовольствии. Недостаток в продовольствии был прямым последствием непредвиденного перенесения театра войны внутрь страны и все большего удаления армии от западных губерний, в которых были заготовлены все большие продо­вольственные магазины.

Вот почему при отступлении за Смоленск уже возникли прямые затруднения в регулярном довольствии армии. Приходилось прибегать к реквизициям и сбору запасов под квитанции. Недостаток фуража вызвал совершенно нехо­зяйственный способ пользования средствами страны: Кутузов был вынужден приказать войсковым частям косить на полях незрелый еще овес. Продолжая свое отступление, русская армия 19 августа снялась с позиции у Царево-Займища, прошла через Гжатск и расположилась на ночь у дер. Ивашкова. Здесь к армии присоединились 15 тыс. войск, приведенный из Калуги генералом Милорадовичем. При отступлении от Царево-Займища были посланы вперед офицеры отыскивать удобную для сражения позиции. На другой день 20 августа, армии наши отступили к Дурыкину, а 21 к Колоцкому монастырю, непосредственно за которым 22 августа перешли границу Смоленской губернии, направляясь к селу Бородину; здесь по донесению посланных офицеров было, наконец, найдено «крепкое место».

Охраняя отступавшую армию от наседавшего на нее противника, арьергард наш под начальством Коновницына действовал чрезвычайно умело и стойко. Он пользовался всякой удобной позицией, чтобы остановиться и задержать неприятеля. На равнинах его неизменно встречала наша кавалерия, в лесах — засады пехоты, а с высот громила артиллерия. При такой энергии арьергарда армия наша ушла значительно вперед, далеко оставляя его за собой. Во время отступления к Гжатску, когда наш арьергард подходил к городу через обширный бор и должен был затем перейти через мост на речке Гжати, на него обрушились соединенными силами шедшие в авангарде Мюрат и Даву. Охраняя свой правый фланг от обхода левой колонны неприятеля по бельской дороге, Коновницын поставил на этой дороге генерала Крейца с Иркутскими драгунами и одним полком казаков. Отряд Крейца расположился правом флангом к речке Гжати, а левым к бору, занятому нашей пехотой. Позиция эта имела чрезвычайно важное значение, так как чрез нее лежал кратчайший путь к мосту. Если бы неприятелю удалось, оттеснив Крейца, занять мост, то всему арьергарду неминуемо было бы отрезано всякое отступление. Ясно сознавая всю силу предстоявшей опасности, Коновицын послал подполковника Гавердовского к Крейцу сказать ему, что «для спасения большего надобно пожертвовать меньшим», и спросить его, «согласен ли он держаться, покуда все прочие войска перейдут через мост, а может быть, и умереть».

Крейц ответил полным согласием и оправдал свой ответ. Здесь отряд его, пережив смертельную опасность, имел молодецкое дело с противником и спас весь арьергард. Неприятель выбил из леса нашу пехоту и опрокинул ее к городу. Отряд Крейца был оттеснен к реке; окруженный со всех сторон неприятелем, он отбивался из всех сил, пока войска арьергарда проходили мост, а затем кинулся в воду, перешел реку в брод и перетащил свои два орудия. В это время неприятель сумел также перейти реку по мосту и пересек дорогу отряду Крейца. Тогда драгуны и казаки кинулись марш-маршем полем и, опрокидывая плетни и заборы, достигли близ лежащего селения. Здесь драгуны стали в засаде, а казаки притаились в лощине.

Когда приблизилась неприятельская кавалерия, на нее неожиданно кинулись с фронта драгуны, а с фланга приняли в пики казаки. Ошеломленный неприятель обратился в поспешное бегство, потеряв одними пленными около 500 человек. Следом за нашим отступлением неприятель продолжал свое наступление. За Вязьмой ему чаще встречались благоустроенный селения, но все они бесследно сметались с его пути его же рукой. Корпус Нея 19 августа, не доходя на один переход до Гжатска, остановился влево от большой дороги на полях обширного богатого села, изобильно покрытых хлебом. На горе красовалась помещичья усадьба, где среди чудного парка возвышался прекрас­ный деревянный дом. Дом этот был занять главной квартирой маршала Нея. Достаточно было всего единого дня стоянки, чтобы уничтожить всю жатву, вырубить парк, снести все богатство и бесследно сгубить всю красоту местности.

Наполеон 19 августа вступил в Гжатск. В городе он расположил свою гвардию; кругом города разместил корпуса Даву и Нея, который сталь биваком на опушке соснового бора; придвинул к большой дороге вице-короля и Понятовскаго, и послал приказ Жюно, занимавшему Дорогобуж, присоединиться к армии. Такое сосредоточение войск вызвано было полученным в Гжатске известием о прибытии в русскую армию нового главнокомандующего. Наполеон сталь готовиться к решительному бою, который так долго ускользал из его рук. Он приостановил движение авангарда и дал отдых своей утомленной армии. Всем корпусным командирам 21 августа предписано было дать войскам дневку, собрать отсталых и донести о наличном числе людей, а также произвести всем войсковым частям инспекторский смотр и объявить им о предстоящем генеральном сражении. Наполеон оказался вынужденным предоставить еще один день для отдыха своей армии, пробыв всего в Гжатске 3 дня.

Тяжелое это было время для императора французов: он переживал муки раздумья, горечь сомнений и тягостные приступы колебаний. И окружающее, и природа сама, как бы сговорившись, восстали против его дерзкого предприятия. Было тяжелое русское ненастье: дул ветер, шел дождь, стояла слякоть; сыро, пасмурно, холодно и безнадежно уныло. Люди вместо отдыха мокли и мерзли на биваках, хмурились и хворали. Смертность людей возросла; лошади погибали тысячами от истощения и голода. Хмурился и нервничал сам бесстрастный император, хмурились и ворчали кругом его храбрые маршалы. На следующий день 23 августа выблеснуло солнце и разогнало хмурые мысли людей, вновь озарило смелыми замыслами великого полководца, и повело его опять вперед, освещая перед ним путь его гибели. Отдан был приказ к походу.

В полдень выступили к Гридневу в авангарде Мюрат и Даву; за ними потянулась по слякоти и вся великая армия. При выходе из Гжатска 23 и 24 августа союзные войска развлекались, с интересом разглядывая затейливую постройку заставы с рогаткой. Самая архитектура ее и окраска, как они говорили, «в русские цвета», представлялась им очень забавной. Чрез эту заставу на смертный бой к бородинскому полю проходили воины почти всех западно-европейских народов, со своими всех видов и типов разноцветными знаменами. Однако, не успели еще оставшиеся в городе люди устроиться, как ночью вспыхнул пожар в западном предместье, и огонь, вследствии сильного ветра, быстро овладел городом, проник в восточную его окраину, и вскоре выгорела большая часть города, при чем погибла в пламени прекрасная улица с красивыми каменными домами. Разрушительную силу этого пожара 24 августа наблюдали вюртембергские артиллеристы дивизии Маршана. С вечера 22 августа у Гриднева, на большой московской дороге в 15 вер. впереди армии, занял позицию Коновницын со своим арьергардом.

На другой день 23 августа Мюрат, с большей частью резервной кавалерии и с 5-ою дивизией Компана из корпуса Даву, атаковал наш арьергард. Несколько часов продолжался жаркий бой, пока Коновницын не получил донесение казацких разъездов, что вице-король идет на Лусось в обход его правого фланга. В виду этого в ночь на 24 августа Коновницын отступил к Колоцкому монастырю. В то же время главные силы противника расположились между Гжатском и Гридневым. В 6 часов утра 24 августа авангард Мюрата выступил из Гриднева и перед Колоцким монастырем встретил войска Коновницына, который уже занимали боевую позицию. В 3 часа неприятель пошел в атаку, но не мог сбить с позиции наш арьергард. Он стойко держался, отражая неприятеля. В этом бою был убить генерал Краснов. Здесь особенно отличились Изюмские гусары, которые с помощью казаков изрубили три неприятельских эскадрона 3-го конно-егерского полка. Но вице-король снова пошел в обход нашего правого крыла и заставил наши войска отступить. Коновницын отвел свой арьергард за реку Колочу и присоединился ко всей армии, уже стоявшей на Бородинской позиции. Вслед за нашим арьергардом перешла у Фомкина и Валуева реку Колочу, выйдя за границу Смоленской губернии, и вся армия Наполеона.